Есть один такой чудесный Вузль. И мы с Вуззлем решили в марте - а не написать ли нам венок сонетов вдвоем (ибо в одиночестве никто из нас не осилил бы)? И решили, что написать.
За основу, кстати, взят был концепт бакалавра Данковского из "Мора. Утопии", но там и без этого относительно понятно, что к чему.
Интересно, осилит ли кто-нибудь полностью?

Первый

Не увидеть – мечту. Не поймать, не потрогать руками.
Демиургом безжалостным рву на куски пастораль,
Что я сам же когда-то и создал. Нисколько не жаль –
Говорю и не верю, хоть лгать мы учились веками.

Лгать другим – не наука. Но жгучее жидкое пламя
Опаляет щеку и звенит, превращаясь в хрусталь.
До солёных обрывков искусаны губы, как встарь.
И свой рай, и свой ад мы творим, по обычаю, сами.

Город плачет дождем, и в надрывном болезненном стоне
Различаю мольбу: пусть не рай, так хоть ад сбереги…
В черной мертвенной горечи небо усталое тонет.
Ни единого отблеска света. Не видно ни зги.
Только солнце замерзшим цветком умирает в ладонях.
Не судьба. По ступеням спускаюсь. Беззвучны шаги.

читать дальшеВторой

Не судьба. По ступеням спускаюсь, беззвучны шаги,
Город-холст развернулся внизу неживой панорамой,
Город-холст меня манит обратно своими огнями,
Только сердце мне шепчет: "Беги, поскорее беги!"

...Не судьба. Этот город я видеть привык не таким:
Город-сон мои страхи пытается сделать мечтами,
Город-сон, обнимая, впивается в горло клыками
Сладкой лжи - и острее, чем лезвия, эти клыки.

Город-ложь, я пытаюсь не слушать твоих страшных сказок,
Не вдыхать твой обманчивый, с привкусом горечи дым.
Город-ложь, я научен уже, что ты можешь быть разным
И что всякий твой морок для каждого будет своим...
Я устал от тебя. Не пугай, что я буду наказан -
Я уйду. Не прощаясь ни с кем, для меня дорогим.

Третий

Я уйду, не прощаясь ни с кем, для меня дорогим,
Твердо помня, в какую из рек не войдешь и однажды;
Пусть вся жизнь за спиной – я назад не взгляну, и неважно,
Что оставлены все, кто любил меня, кто был любим –

Навсегда. Улыбаюсь, вдыхая твириновый дым,
Наблюдая, как тлеет последний обрывок бумажный
От письма твоего на прощанье. Должно быть, не каждый
Смог уйти бы настолько легко, ни к чужим, ни к своим.

Бесполезно любое письмо – зря чернила не трать.
Бесполезно кричать, умолять, заклинать небесами,
Что мне небо? Ведь там, наверху, за его облаками
Нам, убогим, ни бога, ни черта вовек не сыскать.
Пусть все думают – был слишком горд, чтоб вернуться назад.
Пусть решат, что в груди вместо сердца бесчувственный камень.

Четвертый

Пусть решат, что в груди вместо сердца бесчувственный камень,
Пусть не ищут души в желтизне немигающих глаз.
Я молчу. Усмехаюсь надменно и зло – напоказ,
Будто вовсе не слышал мольбы заколоченных ставень.

Будто вовсе не видел, как, город стегая хлыстами,
Изувеченный дождь в его боли навечно увяз.
Будто вовсе не помню домов в червоточинах язв.
Нужно просто поверить, что все это было не с нами.

Стены чьих-то – не наших! – домов прорастали цветами
Всех багровых оттенков и плакали кровью навзрыд,
Лица чьих-то – не наших! - любимых навек застывали,
Черным траурным дымом сочились не наши костры.
Город скоро умрет - я уйду, даже рта не раскрыв.
Не пытайся меня удержать никакими словами.

Пятый

Не пытайся меня удержать никакими словами,
Все равно, хлопнув дверью, шагну через низкий порог.
Победивших не судят. Увы, победить я не смог
И уже близок суд – надо мной, а затем и над вами.

Впрочем, знаю, вполне заслужил я своими делами
Этот траурно-черный, колючий терновый венок
Вместо славного лавра… Судьба, приговор твой жесток,
И я слышал – его вынося, ты смеялась над нами.

Мы лишь куклы. К чему говорить о свободе и воле?
Кто-то сверху следит за малейшим движеньем руки,
Чтобы вовремя дернуть за нить. Мы не чувствуем боли,
Мы уверены: пешки – другие, а мы – игроки…
Нет, молчи! Я ни слова тебе и шепнуть не позволю,
Все слова будут ложью бессмысленной. Лучше не лги.

Шестой

Все слова будут ложью. Бессмысленной. Лучше не лги.
Возвышается хрупкой игрушкой стеклянная башня,
Город жив и искусственно бодр – он почти что вчерашний -
Но бездушен, как кукла из мятой холодной фольги.

Мне от слова «свобода» - твоим чудесам вопреки -
Сводит губы усмешкой – кривой, обреченной и страшной.
Пусть не рвут больше лёгкие приступы едкого кашля –
Сердце в клочья кромсают тупые кинжалы тоски.

Город-жертвенник. Город-алтарь. Город с запахом тлена.
Замирает перо, рвет листок на излете строки:
Разве можно здесь жить, в этом затхлом приюте смиренных?
Меня душат, ломают, уродуют эти тиски.
Лучше вечно скитаться, твирин разливая по венам.
Лучше пусть мне никто не протянет при встрече руки.

Седьмой

Лучше пусть мне никто не протянет при встрече руки,
Когда станет известно, какую я выбрал дорогу,
Лучше пусть все осудят (я помню, вы судите строго!),
Лучше пусть я себе самому поступлю вопреки,

Лучше пусть ненавидят меня еще больше враги,
А друзья... что друзья? Разве их у меня было много?
Лучше пусть мой герой остается один в эпилоге,
Чем в толпе растворится, безлик и подобен другим.

Лучше быть королем без короны, чем глупым шутом,
Лучше быть кораблем, но без якоря, чем парусами...
Я решил. Пешка делает ход - обращаясь ферзем.
И уста застывают, шепнув лишь прощальное "Amen".
Лучше пусть близкий друг на меня и не взглянет потом,
Чем сверлить будет спину холодными злыми глазами.

Восьмой

Чем сверлить будет спину холодными злыми глазами –
Пусть уж лучше в лицо бросит острое крошево слов
Самый близкий из тех, кто в сетях зачумлённых дворов
Бьется, плачет и молится – пылко, как пред образами.

Много ль проку в молитвах?.. В предчувствии тягостном замер
Город – жалкая куколка в лапах промозглых ветров.
Он пощады не ждет. Он, должно быть, к удару готов
С того самого дня, как решил поиграть с чудесами.

Он – готов, но не я. Безысходностью полнятся жилы,
Мысли рвутся из клетки, височные кости дробят.
Я почти не жалею о том, что у нас не сложилось, –
Повторяю, коросту на ранах души теребя,
Ощущая, как звуки горьки и пронзительно лживы, –
Я. Почти. Не боюсь. Что уже не увижу тебя.

Девятый

«Я почти не боюсь, что уже не увижу тебя» -
И «почти» откликается эхом бессмысленно-горьким.
Я почти не боюсь – мне лишь капельку страшно, и только.
Я почти не стыжусь – это всё, безусловно, судьба.

Не винить же мне в этой разлуке еще и себя –
Ведь вины моей нет в том, что сталось (я верю!), нисколько.
Пусть от нашей хрустальной мечты не осталось осколков,
Я… почти не расстроен. Пускай остальные скорбят.

Пусть останется память о том, что уже не вернуть,
Пусть останутся передо мной лишь закрытые двери.
Мне теперь не до сказок твоих – и чужих суеверий,
Мне теперь – в одиночку пройти мой неправильный путь…
И, простившись с тобой, незаметно, украдкой вздохнуть.
Мне почти все равно. Ведь ученые в совесть не верят.

Десятый

Мне почти все равно, ведь ученые в совесть не верят.
Не подскажет ответа ни совесть теперь, ни душа -
Лишь холодный рассудок. Пусть каждый мой жест, каждый шаг
Будет взвешен на этих весах, этой меркой измерен.

В мелкой мороси слез и в звенящих осколках истерик
В яром пафосе слов, за который не дам и гроша,
В паутине предчувствий, что где-то под сердцем дрожат,
Только разум незыблем и тверд, как спасительный берег.

Берег моря сомнений – оно широко и бездонно.
Берег Мора, где волны бредут в мешковине до пят,
И, как пена, осев, умирают на камне холодном.
Я не вижу их лиц. Я плыву через них, не скорбя.
Я смирился. Всех волн не спасти. Отзывается стоном
Только что-то в душе - все спокойствие разом губя.

Одиннадцатый

Только что-то в душе, все спокойствие разом губя,
Заставляет меня возвращаться к вам снова и снова -
Даже если готов заключить я был сердце в оковы,
Даже если хотел я смириться, решив: "Не судьба".

Только что-то в душе - то шепча, то гремя, как набат,
То крича мне угрозы, то не попрекая ни словом, -
Заставляет идти - и я вновь сокрушен, околдован,
Ввергнут в бездну... в мой собственный маленький внутренний ад.

И я снова боюсь вспоминать, что был где-то неправ,
И боюсь вспоминать, что себе не всегда я был верен,
Я жалею о том, что спасителем так и не став,
Остаюсь тем, кем был - бесполезен, надломлен, растерян,
И забыть бы!.. Но что-то в душе, от молчанья устав,
Начинает скрестись иногда потревоженным зверем.

Двенадцатый

Начинает скрестись иногда потревоженным зверем
В тесной рёберной клетке колючее чувство вины.
Если нервы натянуты, вздёрнуты, раскалены,
То возможность решать – как последний патрон в револьвере.

Я нажал на курок. Только всем ли воздастся по вере?
Впрочем, поздно жалеть. И дома, и мосты сожжены.
Лишь стеклянная башня тоскливо глядит с вышины
Молчаливым надгробием в память убитой химере.

Мне потом будет сниться не раз, как, гремя и слепя,
Беспощадные звёзды вгрызаются в город распятый…
Заморозив твириновой горечью горечь утраты
И насыпав к подножию башни пшена голубям,
Словно душам умерших последнюю скорбную плату,
Я уйду. Не надеясь, не веря. Почти не любя.

Тринадцатый

Я уйду. Не надеясь, не веря, почти не любя.
Я уйду, я исчезну – забудьте, простите, не плачьте.
Словно Эльма святого огни на изломанной мачте,
Ваши звезды укажут мне путь… не к себе – от себя.

Я дойду, все невзгоды и беды, покорно терпя,
Я дойду, я исчезну, от мира закроюсь и спрячусь.
Побежден, победил ли? Как знать. Не желайте удачи,
Мне такие слова только рану в душе бередят.

…Я ушел, я дошел, я исчез. Вот и сказке конец,
Только слушал ли кто-нибудь? Нет, замолчи – не поверю.
Мой спектакль окончен, театра захлопнулись двери
И забытая кукла на сцене лежит, как мертвец.
Жизнь не сказка, и в ней, жди - не жди, не случится чудес.
Не увидеть мечту. Не судьба... Да пустяк, не потеря.

Четырнадцатый

Не увидеть мечту. Не судьба… Да пустяк, не потеря.
Этот город мне не был ничем, и ничем мне не стал.
Просто степь изучила меня, как дневник пролистав,
Просто степь отравила меня пряным духом мистерий.

Я вдохнул эту степь, этот яд. Я вдохнул и поверил,
Что не каждой мечте уготована тяжесть креста.
Я растил это веру в себе, но теперь по местам
Всё расставил Закон – справедлив, непреклонен, безмерен.

Здесь теперь навсегда черной кляксой на нитях дорог
Пепелище. Расстрелянный город, забытый богами,
И лохмотья растерзанных туч закрывают восток.
За свои заблуждения вы рассчитаетесь сами,
Мне – платить за свои. Но я твердо усвоил урок:
Не увидеть мечту. Не поймать. Не потрогать руками.


Последний

Не увидеть - мечту. Не поймать, не потрогать руками,
Не судьба. По ступеням спускаюсь; беззвучны шаги.
Я уйду, не прощаясь ни с кем, для меня дорогим, -
Пусть решат, что в груди вместо сердца бесчувственный камень.

Не пытайся меня удержать никакими словами:
Все слова будут ложью - бессмысленной. Лучше не лги.
Лучше пусть мне никто не протянет при встрече руки,
Чем сверлить будет спину холодными злыми глазами.

Я почти не боюсь, что уже не увижу тебя,
Мне почти все равно, ведь ученые в совесть не верят;
Только что-то в душе, все спокойствие разом губя,
Начинает скрестись иногда потревоженным зверем...
Я уйду, не надеясь, не веря. Почти не любя.
Не увидеть мечту. Не судьба... да пустяк, не потеря.