*рассказ!*

[haelkwe]

Мир авторский, рейтинга нет, текст содержит неплохое количество глюков. Если интересны детали, расскажу что-нибудь подробней)

В отражениях


- Люди создают вещи, - говорил Маэстро, - так уж на свете повелось. Именно так, а не наоборот. И в некоторые свои творения они вкладывают частичку души, чуть больше или чуть меньше. Вещь, которая имеет душу, вполне может стать живой. Согласен со мной?
- Пока нет, - ответил тогда он. – Ерунда какая-то с этим выходит. Попроще можно?

***
Ее разбудил звонок в дверь. Раннее утро выходного дня не должно так начинаться, подумала она, влезая ногами в тапочки. Кого только принесла нелегкая?
В дверном глазке – никого.
- Кто там? – спросила она настороженно, протирая глаза.
- Я из антикварного магазина, - ответ пришел не сразу, зато голос был такой громкий и звонкий, что у нее сразу же заболела голова. Во сколько она легла вчера, в три утра? В четыре? – Я говорил с вашим мужем по поводу комода, помните?
- Ах, с мужем…
Болезненно поморщилась, как от укола. Снова уставилась в глазок, и тут наконец на площадке появился сам посетитель. Наверное, только что понял, что надо встать прямо перед дверью, а не сбоку, возле звонка. Проход совсем узкий, ему неудобно – как и положено сотруднику антикварного магазина, он слегка полноват.
А еще очки и потрепанный твидовый пиджак, куда же без них. Она была почти уверена, что на локтях пиджака увидит коричневые заплатки «под кожу».
- Заходите, - дверная цепочка звякнула. – Обувь можно не снимать.
Она не стала беспокоиться о том, чтобы пригладить волосы или накинуть что-нибудь сверху халата. Уже вышла из этого возраста. Все равно, что подумает мужчина, тем более – антиквар. Это почти как доктор, сказала она себе.
- Вот моя карточка, - почти извиняющимся тоном произнес посетитель, протягивая ей прямоугольную картонку. Золоченые буквы сообщали: «А. Дж. Моррисон и сыновья. Торговля предметами антиквариата. Все новое – хорошо забытое старое!» В уголке – адрес и телефон конторы. Все как всегда.
- А вы – Моррисон или сыновья? – пошутила она.
- Сыновья, - улыбнулся тот, вытирая лоб платочком. Ага, подъем на третий этаж дался ему с трудом… надо же, а ведь он моложе ее! Вот что такое работать за столом в конторе…
- Позвольте предложить вам стакан воды?
Моррисон-младший благодарно закивал, и она удалилась на кухню, шлепая тапочками. В поисках чистого стакана ей пришлось обшарить едва ли не всю кухню, и все это время, как она заметила, предусмотрительно не сводя глаз с гостя, он простоял на одном и том же месте, почти не оглядываясь по сторонам. Разве что переминался с ноги на ногу.
«Какой вежливый человек», подумала она. «Может, надо было угостить его чаем?»
- Так вот, насчет комода. – Мистер Моррисон вернул ей пустой стакан и вернулся к сути дела. – Ваш муж…
- Да покоится он с миром, - пробормотала она почти безразлично, скорее по привычке.
- Да покоится с миром, - тут же подхватил антиквар, - так вот, ваш покойный муж предлагал мне купить у него этот комод и мимоходом упомянул, что это может быть работой одного из мастеров прошлого столетия… Мы, к прискорбию, не успели согласовать с вашим супругом мой визит, поскольку в нашей конторе имело место некое досадное происшествие… не буду вас утомлять подробностями… так вот, мой визит пришлось отложить на весьма продолжительное время, и вот недавно я вспомнил об этом комоде. У меня был только ваш адрес, телефона не было…
- У нас вообще нет телефона, - кивнула она машинально.
- … поэтому я решил прийти как можно скорее.
- Вы работаете по субботам? – скорее дежурно удивилась она.
- Иногда даже по воскресеньям, - с преувеличенной грустью вздохнул Моррисон. – Так вы, я надеюсь, еще не успели продать комод? Или вы, может быть, не поддерживаете решение вашего покойного мужа или хотите сохранить этот предмет в память...?
- Да что за вздор, - отмахнулась она, - забирайте с потрохами. Пойдемте, покажу вам комод.
Антиквар покорно поплелся за ней в дальнюю комнату. Чтобы освободить пространство, она сдвинула всю старую мебель туда, поэтому теперь пробиться к комоду, стоявшему у задней стены, было сложно. Особенно мистеру Моррисону, на костюме которого оставались пыльные полосы всякий раз, как он задевал очередное кресло, столик или торшер. Она с удовлетворением отметила, что на локтях его пиджака действительно были коричневые заплатки.
Все в этой комнате было старым и ветхим, но название антиквариата заслуживал в действительности только комод. Массивный, приземистый, на звериных лапах, он чем-то неуловимо напоминал ее покойного мужа. Так и казалось, что загрохает сейчас своими многочисленными ящиками и скажет: «Ох, Марта, старая ты кошелка, видела бы ты себя со стороны!»
Моррисон задумчиво проводил ладонью по шершавой, потрескавшейся поверхности – туда-сюда, пока его пальцы вдруг не наткнулись на что-то. Что это он там нашел, удивилась Марта, уж не тайничок ли?
- Смотрите, - сказал ей антиквар резко изменившимся голосом, - вот здесь два крепления. Видите?
Она подошла, с трудом протиснувшись между креслом и журнальным столиком. И правда, два небольших штырька. Ах да, как она могла забыть!
- Здесь было зеркало, в здоровенной такой раме. Вся в завитушках. Помню, комод стоял у нас в спальне, когда мы жили на старой квартире, очень удобно было перед ним краситься… Муж забрал его из «Прометея» - бывали в этом театре когда-нибудь? На пересечении Кленовой улицы и старого проспекта…
Поток воспоминаний уже успел захватить ее – и вечера в «Прометее», и огни ночного сквера, и осыпавшиеся листья под ногами, когда бегом из театра, до остановки, до самого последнего трамвая, - как вдруг ставший резким голос гостя грубо прервал ее:
- Где это зеркало? Покажите мне его!
- Так вам комод нужен или зеркало? – обиделась она. - Вы будете покупать?
- Я не буду покупать его без зеркала, - отрезал антиквар и стал окончательно и бесповоротно ей неприятен. – Где оно?
- Да уж давно продано! Все пошло пятнами, так с зеркалами бывает, вот муж его и сдал…в антикварную лавку, кстати сказать, и похоже, что не в вашу. Вот и купите у своих конкурентов, ежели оно вам так сдалось!
Мистер Моррисон снял очки и уронил их на пол, выпустив из пальцев. Как будо они стали ему не нужны.
- Кошелка, - сказал он, смерив ее холодным взглядом, и оттолкнул с дороги. – Карга старая.
Удивительно ловко прошел сквозь ряды табуреток, махнул на прощанье:
- Хоть бы халат сменила, что ли.
И вышел из комнаты.
Как только хлопнула входная дверь, Марта опустилась на стул и заплакала.

***
- Можно вдохнуть в предмет жизнь, а можно ее и вынуть. Новую, чистенькую, с иголочки. Настоящую. Можно дать ей новую форму. Суть, безусловно, останется прежней, но представь, что сделалось с ней за годы… за века… Попробуй понять, что такое – вещь, которая жила. Которая имеет свою историю. Которая видела мир. Она уже почти человек.
- Ну да, - фыркнул он, - только она при этом вещь. Маэстро, ты не объясняешь, ты запутываешь.

***
Музыка была оглушающей и вдобавок к этому довольно жуткой – какие-то завывания, не хуже призраков в склепе, разбавленные синтетическим «бум-бум» различной степени тяжести. Неоновые огоньки, стократно отраженные в глазах танцующих. Ага, и это они теперь называют танцами?
Что ж, зато владельцу в оригинальности не откажешь.
- Эй, слушай, - он протянул руку, пытаясь дотянуться до бармена, но тот – проводок в ухе, кольца на запястьях – быстро прошел мимо, с коктейлем безумной расцветки в руке. Из бокала робко выглядывала соломинка.
Всмотревшись сквозь серебристую дымку в другой конец стойки, он смог разглядеть бритоголовую девицу с татуировкой в пол-лица. Она припала к бокалу, словно страждущий в пустыне, что добрел наконец до оазиса… и через минуту отрубилась, уронив голову прямо на стойку.
«В порядке вещей», напомнил себе он. Огляделся по сторонам – может, хоть кто-нибудь не занят?
Его взгляд перехватила еще одна бритоголовая, только без татуировки.
- Ищешь кого-то, красавчик? Может, меня? – в руке, безусловно, такой же яркий коктейль с призывно торчащей соломинкой. Но бокал полон, она еще ни глотка не сделала. Скучающий голос, словно она сидит здесь уже неделю, знает всех и вся и ей просто некуда уйти, а то давно бы уже свалила.
Он хмыкнул. Красавчик, значит? Провел рукой по собственному затылку – длинные волосы, цвет – кислотно-зеленый, руки… так, посмотреть на руки… в татуировках, от кончиков пальцев до плеч. Что и требовалось доказать. Как быстро меняется мода.
- Конкретно здесь я никого не ищу. Даже тебя. В другие залы вход по карточкам?
- В красный и черно-белый, - бритая махнула в сторону лестницы наверх. – Вот золотой бесплатно, но он никому на хрен не сдался. Оставайся тут! Питье улетное и танцы – класс!
Она потянулась к нему, но он вскочил с места быстрее.
- Извини, детка, мне срочно понадобилось выйти! - проорал он сквозь музыку и бросился к лестнице, что вела на нижний этаж.
Прийти в себя. Вытряхнуть этот сор из ушей. Спокойно сойти по ступеням и…
Двое у дверей. Неужели девка обманула? Вход ведь должен быть свободным.
- Ты залом не ошибся, парень? – усмехнулся один из верзил, подпирающих дверь. Кожаные жилетки, как и у тех, что стоят на улице, и кольца на запястьях.
Он глубоко вдохнул и расслабленным тоном произнес:
- Сударь, я верю, что вы просто недостаточно хорошо разглядели меня в этом тумане. Если вы хорошенько припомните, то обнаружите, что я являлся сюда вчерашним вечером, и вы сами любезно приоткрыли для меня дверь, в то время как ваш коллега проверял мою трость на принадлежность к классу оружия… и, смею отметить, вернул ее мне с дозволением пройти!
Верзилы расступились, бормоча согласное: «Да-да, это вы и были, конечно, извините». Отчаянно стараясь не рассмеяться им в лицо, он вошел в зал. На стук его каблуков по блестящему паркетному полу никто из присутствующих не обернулся.
Они сидели за столами – мужчины и женщины, в одинаковых белых париках и не одинаковых, но весьма похожих пышных костюмах. Подставка для тростей слева от входа была забита под завязку. Подставка для зонтиков, с правой стороны, - тоже. Из одной зловеще поблескивали глазками медные набалдашники в форме звериных и птичьих голов. Из другой томно поглядывали искусственно состаренные кружева.
В зале было пугающе тихо по сравнению с предыдущим. Человек в черном за фортепиано, в самом конце огромного зала, выводил классическую мелодию вальса, под которую никто не танцевал.
Они все играли в карты.
Он спешно отступил за золотую портьеру, чтобы не смущать никого своим неловким присутствием. Присоединяться к игре не хотелось. Ему нужно только осмотреть зал… совсем быстро, минуты две, не больше.
Снова ошибся – это он почти сразу понял. Здесь ведь в карты играют, у каждой стены по столу, все в зеленом сукне. Откуда же в карточном зале возьмется зеркало?
- Прошу извинить мое отсутствие, - прощебетала одна из леди (о да!) у ближайшего к нему стола, и, поднявшись, направилась куда-то за сверкающие занавески. Ее партнеры по игре не стали провожать ее взглядом, но отложили карты, что свидетельствовало об их несомненной учтивости.
«Ага», сказал он себе, продолжая подглядывать, «леди вышла отлить».
Тут до него дошло, где в Золотом зале может находиться старинное зеркало.

***
- Есть такие, позволю себе упростить ситуацию, люди, - продолжал Маэстро, - которым доступно больше, чем другим. Больше видят, больше слышат, больше умеют. И однажды, предположим, им на глаза попадается вещь с большой буквы. Вещь, обладающая историей. Вещь, живущая собственной жизнью, но запертая в своей форме. А эти, условно говоря, люди, могут вещь освободить. Не щелчком пальцев, конечно, все немного сложнее. Но вот – берут и освобождают…
- Стой-стой-стой, - он замотал головой, - я, кажется, начинаю понимать.
- Наконец-то, - скривился Маэстро, - не прошло и вечности.

***
Оно действительно было старым. По внутренней стороне – что там, серебро или амальгама? – пошли темные пятна, как бывает обычно с гнилыми луковицами, а не с зеркалами. Прежнюю раму, видно, давно уже сняли и поместили зеркало в новую - огромную, вычурную до уродливости, покрытую лепниной в виде ангелочков. И, конечно же, золотую.
Да уж, со старым комодом такое отлично смотрелось бы в театральной гримерке.
Распухшие ангелочки, казалось, с укоризной смотрели на него, когда он приближался к зеркалу. Что ждал там увидеть, а?
Сначала – неправду. Сухощавый мужчина средних лет, с напудренными скулами и напудренным же париком, похожим на птичье гнездо. Ярко-красный то ли камзол, то ли фрак. На груди сплошные банты и ленты. Глаза подернуты мутной пленкой и воспалены - в золотом зале подают пунш, а не разноцветные коктейли, но подмешивают в него такие же колеса.
«Если буду всматриваться и дальше, непременно захочу сыграть в преферанс», мрачно подумал он.
- А теперь, - слова чуть не застряли в горле, первый раз за все время, - покажи мне правду.
Мгновение, и в зеркале уже совсем другие глаза. Изумрудно-зеленые – это взгляд Маэстро. Он протягивает руку с той стороны стекла, но с этой стороны рука исчезает. Потом – перед зеркалом сидит женщина, смывая грим с лица. Потом еще одна женщина, потом мужчина. Потом – никого, гримерка пуста, свет не горит, но к темноте можно быстро привыкнуть, чтобы разглядеть нехитрые интерьеры. Театральный хлам на вешалках. Снова утро – актеры и актрисы сменяют друг друга…
- Стой, это все не то, - он отступил на шаг. – Ты показываешь то, что помнишь. То, что мы с тобой помним. Покажи мне меня!
И в зеркале отразилось другое, такое же зеркало, создавая бесконечный коридор одинаковых отражений. Впрочем, где-то там, в глубине, там, где зеркала сливались в темную точку, кажется, было что-то…
- Да ну, к черту все, - поморщился он и набросил привычный облик: рубашка с коротким рукавом, цветная жилетка, цепочка с прозрачным камнем на шее. Встрепанные темные волосы. Узкое лицо, лишенное возраста, и широкая улыбка, какую полагается иметь настоящему сказочнику.
Зеркало послушно отразило перемену.
- Ты врешь не хуже меня, это стоит признать, - кивнул он с достоинством, - но ты всего лишь форма, а вот я… Я – это суть.
И разбил стекло кулаком.

***
- Значит, некоторые из нас были когда-то вещами? – уточнил он, почесывая кончик носа.
- Да, можно так сказать. Предметами. Изреченными словами. Неизреченными желаниями. Даже чувствами, но смысл один… Вещами, да.
- Значит, и я тоже?
- И ты тоже, - подтвердил Маэстро, откидываясь на спинку кресла.
Он глубоко вздохнул, прежде чем задать следующий вопрос.
- Ну и… какой я был вещью?
Маэстро многозначительно усмехнулся.
Нет бы сразу ответить.